Прелюдия к очарованию - Страница 3

Пол галереи покрывали мозаичные плитки, на стенах висели портреты. Как предположила Санча, все эти мужчины и женщины с суровыми лицами – предки нынешнего графа, но поскольку сопровождающий не обнаруживал склонности к разговору, она воздержалась от вопросов, решив при первой же возможности подробно расспросить самого графа.

Наконец слуга остановился перед двойной дверью. С известной торжественностью он распахнул обе половинки и проследовал дальше. Тони и Санча, не желая показаться чересчур бесцеремонными, на несколько секунд застыли в нерешительности в проходе. Однако за дверью находилась лишь небольшая приемная; пройдя через нее, их проводник исчез в следующей комнате.

Многозначительно подняв брови, Тони посмотрел на Санчу.

– Наверное, какой-то церемониал, – заметил он с иронией, и Санча подавила улыбку.

– Ты думаешь, это – слуга? – спросила она, указывая головой в сторону второй комнаты.

– Конечно, – подтвердил Тони полушепотом. – Его звать Паоло. Я уже слышал о нем. Он и слуга и телохранитель.

– Неужели? – удивилась Санча. – Разве у графа нет другой прислуги?

На лице у Тони вновь появилось циничное выражение.

– Не думаю. Как говорят, у него довольно туго с финансами.

– Было бы весьма интересно знать, из каких источников вы черпаете свою информацию, синьор?

Раздавшийся сзади тихий, но с угрожающим оттенком, голос привел обоих в замешательство. Ни Тони, ни Санча не заметили приближения мужчины, который рассматривал посетителей слегка прищуренными глазами. Их голубизна особенно выделялась на загорелом лице.

Он был лишь немного выше среднего роста, и не особенно могучего телосложения, но присущее ему выражение превосходства заставляло окружающих людей казаться ниже, чем на самом деле. Широкоплечий, с узкими бедрами человек выглядел особенно мужественно в черных тесных брюках и в черной шелковой рубашке с открытым воротом, из которого выступала мускулистая загорелая шея. Густые пряди черных волос, там и сям тронутые сединой, касались воротника, а темные бачки бросали тень на широкоскулое лицо, придавая ему аристократический вид. Он был, несомненно, самым красивым из всех мужчин, которые до сих пор встречались Санче, и, несмотря на волнение, ее буквально заворожил его пристально-внимательный взгляд.

Между тем Тони предпринял отчаянную попытку преодолеть первоначальное смущение.

– Прошу извинить меня, синьор. Я полагал, что мы одни.

– Вот как?

Красивый мужчина прошел мимо них в приемную, и Санча быстро взглянула на Тони, который недоуменно пожал плечами.

– Паоло! Поди сюда! – крикнул незнакомец, и через несколько секунд из внутреннего помещения вышел лысый слуга.

– Да, синьор?

– Мы будем изъясняться по-английски, Паоло, – сказал вновь пришедший, поворачиваясь к Тони и Санче. – Ради наших гостей, понял? – Губы шевельнулись в легкой усмешке. – Синьор и синьорина, позвольте мне представиться: граф Чезаре Альберто Вентуро ди Малатеста!

Какой-то момент царило абсолютное молчание, и Санча увидела, как щеки Тони порозовели. Она тоже ощутила ужасную неловкость и с чувством безысходности подумала, удастся ли как-то загладить допущенную бестактность.

– Тогда, граф, – собрался с духом Тони, – мы должны еще раз попросить у вас прощения за наши легкомысленные суждения. Боюсь, что профессиональное любопытство побудило нас говорить о вещах, которые мы в другой обстановке никогда бы не затронули…

– В вашей стране есть поговорка, – прервал граф, – что тот, кто подслушивает, никогда не услышит о себе ничего хорошего. Как мне представляется, я в некотором смысле именно подслушивал!

Тони с трудом проглотил застрявший в горле комок.

– Вы очень снисходительны, сэр!

– Отнюдь, – пристально взглянул граф на Тони. – Входите, пожалуйста. Паоло, принеси вина для наших гостей.

Граф открыл дверь во внутренние покои, жестом приглашая войти.

Паоло исчез через другую дверь, и Тони, легонько подтолкнув Санчу, провел ее мимо графа в другую комнату.

Минуя итальянца, Санча видела, каким оценивающим взглядом он провожал ее, и почувствовала слабый аромат лосьона, которым он, вероятно, пользовался после бритья, смешанный с запахом разгоряченного от жары тела.

Тони и Санча очутились в просторном помещении, где красота внутреннего убранства сочеталась с подлинным комфортом. На полу – мягкий, в отдельных местах уже вытертый, ковер удивительно яркой расцветки, принимая во внимание его возраст. Мебель представляла собой причудливую смесь старинного и современного. Удобные кожаные кресла сочетались с превосходными образцами венецианского ваяния. На низком постаменте – небольшая фигурка крылатой богини из старинной бронзы, безукоризненно выполненная в каждой детали. На стенах Санча увидела картины Тициана и других знаменитых итальянских мастеров. То была комната разительных контрастов, где необычайные и бесценные предметы старины соседствовали с новейшей стереофонической аппаратурой и баром с набором всевозможных напитков. Санча обратила внимание, что окна комнаты выходят на тот самый тенистый канал, по которому они совсем недавно плыли.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласил граф, указывая рукой на кресла, и Санча с удовольствием опустилась на мягкое сиденье.

Последние несколько минут утомили ее, а к интервью еще и не приступали. Тони примостился на краешке высокого резного кресла, на котором, быть может, когда-то в средние века восседала благородная дама, занятая вышиванием. Сам граф, по-видимому, предпочитал стоять, и как тут же убедилась Санча, было почти невозможно отвести от него взгляд. Воздействие его необыкновенной личности было настолько обескураживающим, что Санча засомневалась, хватит ли у нее смелости задать те вопросы, которые, как она знала, необходимо задать.